Читать интересную книгу Теннис на футбольном поле [Играя в теннис с молдаванами] - Тони Хоукс

Но этому не суждено было случиться. Те, кто имел власть, опасались, что их героические игроки найдут возможность куда-нибудь сходить и хорошо провести время, и договорились, чтобы чартерный самолет забрал их в Кишинев в полночь.

Ну, ничего. Может, получится напиться со Спыну в Израиле.

Глава 16

Святая Земля

Эгоистичное поведение Саддама Хусейна чуть не испортило мне все дело. Он навлек гнев американцев отказом впустить экспертов ООН, чтобы те проверили, правда ли Ирак накопил столько же ядерного оружия, сколько и Штаты. США решили, что необходим удар с воздуха, и Британия с ними согласилась в рамках «особых отношений», которые требовали от нее поступать именно так. Несколько страшных дней существовала вероятность, что события примут нежелательный оборот и Израиль окажется под прицелом арабских ракет, как это было во время воины в Персидском заливе. К частью для мира во всем мире, Саддам уступил, после того как его изрядно поколотили, но не раньше, чем объявил о «великой победе». Это отличная тактика: получив кулаком по физиономии во время потасовки в пабе, подняться, сказать: «Отличный удар!», а затем гордо выйти и отправиться залечивать фингал под глазом.

Несмотря на совет министерства иностранных дел временно избегать посещений Израиля, я все же решил туда съездить. Мое дело было слишком важным, чтобы позволить каким-то пустяковым военным действиям ему воспрепятствовать.

Я позвонил в израильское туристическое бюро в Лондоне чтобы узнать, нужны ли мне визы и прививки, и на том конце провода ответила очень разговорчивая девушка по имени Нурит. Я спросил, не знает ли она что-нибудь об израильском футболе, и, узнав цель моей поездки, она посоветовала позвонить ее знакомому журналисту из израильской газеты «Маарив». Ему понравилась моя затея, и он договорился с одним репортером, чтобы тот встретил меня в Тель-Авиве, обеспечил трансфер и познакомил меня с Марином Спыну, при условии, что я предоставлю «Маарив» эксклюзивные права на публикацию своей истории. Да, конечно, они получат эксклюзив! Особенно если это будет означать, что я быстро управлюсь с делами, а потом съезжу позагорать на недельку в Эйлат. По-моему, после всех трудностей, с которыми мне пришлось столкнуться в Молдове, я заслужил, чтобы все прошло гладко. И, конечно же, приятное мягкое солнце.

Был канун Нового года, и я думал, что самолет будет почти пустым, так как этот регион все еще считался опасным, но авиалинии исправили ситуацию, отправив в рейс самолет гораздо меньше обычного. В итоге он был набит битком. Мне не удалось получить место у окна или у прохода, и я оказался зажат в отвратительном центральном кресле в том положении, где вы не имеете абсолютно никаких прав на подлокотники. Если вы сидите у окна, то крайний подлокотник по праву ваш, и точно так же подлокотник у прохода – собственность кресла у прохода. Однако там, где сидел я, ни один из подлокотников не был моим по праву, и, чтобы хотя бы на время завладеть одним из них, необходимо надоедать, толкаться локтями и упрашивать. Почему авиалинии не вмешиваются в процесс урегулирования этой ситуации, мне непонятно. Похоже, пока при взлете и приземлении спинка вашего кресла находится в вертикальном положении, им все равно, какую несправедливость должны терпеть сидящие в центральном кресле.

На экране перед кабиной пилота нам показывали утренние новости, и я смотрел, как иракская противовоздушная оборона атаковала американские и британские самолеты, которые патрулировали зоны, запрещенные для полетов. Я скрестил пальцы, чтобы ситуация не обострилась и мне не пришлось играть последний матч в противогазе (ведь в нем неудобно принимать низкие мячи). Репортаж из самого Израиля делал акцент на трудностях переговоров о мире с Палестиной. Казалось, экстремисты оказывают дурное влияние на большинство, которое просто хотело жить в мире с соседями. С каждой стороны ситуацию, похоже, контролировали фанатики. Не так давно фанатичным евреем, который выступал против мира с палестинцами, был убит Ицхак Рабин, и что произошло? На следующих всеобщих выборах правительство свернуло вправо, к Беньямину Нетаньяху, который вырвал победу на волне антипалестинской истерии, и в результате мирный процесс оказался под угрозой. Это трагедия, но фанатик-убийца добился своей цели.

Я всегда считал огромным упущением, что обычный человек не может испытать ту же страсть, какую испытывает фанатик, но факт остается фактом. Организованные марши, сопровождаемые лозунгами «Мы будем вести переговоры, пока не найдем компромисс!» или «Давайте постараемся смотреть с двух точек зрения!», вряд ли заставят сердце биться быстрее и разгонят кровь по венам. Во всех заголовках скорее упомянут террориста-смертника, чем какого-нибудь парня, вручающего договор о перемирии. Голодный забастовщик всегда предпочтительнее для СМИ, чем парень, который отказался на месяц от сыра. Проблема в том, что руки простого человека связаны рационализмом. Вот и получается, что большинство, выступающее за мир, вытесняется фундаменталистами, фанатиками и экстремистами. А как насчет бедного парня в центральном кресле?

Такого, как я. Без подлокотников. Мне даже не было видно подлокотника слева, его полностью скрыл собой дородный джентльмен у окна. Женщина справа в одностороннем порядке захватила оба подлокотника, не считаясь с моими правами. Я хотел позвать стюардессу, чтобы та выступила арбитром ООН, но увидел, что для содержательного урегулирования ей сначала требуется собрать все подносы с едой. А их было много. Сидя без подлокотников, я утешал себя мыслью, что это не последний в моей жизни полет, а пока поднос на откидном столике – лично мой, и никто у меня его не заберет.

Три с половиной часа спустя мы приземлились в Израиле. На подлокотнике Среднего Востока, борьба за который велась безжалостно и фанатично.

До этого уже я бывал в Израиле, почти двадцать лет назад, когда работал волонтером в кибуце. Мною двигало не столько стремление открыть для себя новый идеалистический образ жизни, сколько желание постараться заарканить как можно больше девчонок за один месяц. Кто-нибудь скажет, что это мелочно, но я был молод и мне требовались тренировки по плаванию до того, как отважиться выйти в глубокие воды. Как раз в тот период я отрабатывал плавание брассом.

И именно в кибуце я понял, что как деревенский труд, так и ранний подъем – не для меня. Мне досталась ужасная работа в курятнике, которую выполняли всего несколько раз в год и которая заключалась в том, чтобы собирать цыплят, достигших нужного возраста и размера и подлежащих отправке на переработку. Местная мудрость гласила что делать это лучше всего в 4 утра, когда куры крепко спят. Нужно отметить, что в это время суток те, кто отвечал за перехват несушек, тоже пребывали в полудреме. В моем случае, я еще не успел протрезветь, поскольку отгулял накануне свой двадцатилетний юбилей, который сопровождался своего рода алкогольным безумием.

Кибуцник привел нас в огромный амбар, двери которого были открыты, и взгляду предстало море спящих кур. Ходить среди них, не наступив на кого-нибудь, было невозможно, поэтому нас учили скользить ногами по полу, будто катаешься на коньках. «Куриный слалом». Все вокруг меня – кибуцник и другие волонтеры – руками жадно собирали кур и относили их в ожидавший снаружи грузовик. У них все выходило ладно, потому что они явно не столкнулись с упрямой «матерью всех кур», которую пытался схватить я. Я достаточно незаметно к ней подкрался, но, едва я собрался схватить ее за ногу, она повернулась, клюнула меня в запястье, закудахтала и захлопала крыльями, в общем, совершенно не собиралась вести себя пристойно. Я бросил ее назад.

– Ладно, хочешь все усложнить? – пробормотал я.

Я сделал еще несколько попыток схватить эту курицу, пока остальные волонтеры грузили пятую или шестую партию. Я сделал последнюю решительную попытку и набросился на курицу, накрыв ее собой, и каким-то образом оказался с ней по пути к грузовику. Я гордо вручил ее хмурому кибуцнику, который грузил клетки. Он затряс головой. Я протянул птицу ему еще раз. Он снова затряс головой.

– Шеш! – закричал он.

– И тебя туда же, парень, – бунтарски произнес я.

Волонтер рядом со мной объяснил, что «шеш» значит «шесть». Что? Он хотел шесть кур? За один заход?

– Я не могу принести шесть, – простонал я. – Не представляешь, что я пережил, пока добыл эту.

– Шеш, – упрямо повторил тот, указывая на собирателей кур вокруг.

Я осмотрелся, и мои аргументы о том, что шесть принести невозможно, показались несостоятельными. У всех было по шесть кур. По три в каждой руке.

Через пятнадцать минут, пятнадцать минут перьев, ярости и расстройства, я протягивал тому же сварливому кибуцнику все, на что был способен. Три курицы.

– Шеш, – неумолимо сказал он.